Драконья память все же куда лучше человеческой. Считать эта мелкота научилась, по земным понятиям, очень быстро: через пару недель до сотни считали решительно все, а половина учеников уже к тысяче подбиралась. Как я понял, после этого рубежа предстояло обучаться сложению.
Куда больший интерес вызвали занятия магией. Я ожидал углубленного занятия теорией, включающей и телемагию, и стихийные разделы. Как бы не так! Теории было… можно считать, что не было. Практические занятия по телемагии — это да. Все было ориентировано на «как», а не на «почему».
Поднятие мелких предметов. Здесь затруднений у меня не было. В подобных упражнениях я опережал сверстников. Наставник требовал отточенности в применении телемагии вплоть до автоматизма.
Данный этап длился довольно долго: с пару месяцев. Как раз на нем меня и поджидала неприятная, хотя и предвиденная неожиданность. Случилось это во время перемены. Сюрприз представлял собой троих второклассников. Это я знал точно: видел, как они выходили из соответствующего помещения. Двое было помельче и держались чуть сзади. Тот, кто шел первым, судя по гребню, был лидером.
— Что за белый головастик?
Само по себе словосочетание «белый головастик» было двойным оскорблением. Это означало «дважды маленький».
— Меня зовут Стурр, а тебя как?
Содержание этой фразы было вполне мирным. Интонация — нет. Но не представиться кандидат в альфа‑самцы не мог.
— Я Киррин, а старшим нужно дорогу уступать, мелочь.
Небольшой толчок в корпус. Не сильный, но оскорбительный. Мне хватит. Драться не хочется, но уступать никоим образом нельзя.
— Должен ли я считать, что ты вызываешь меня на поединок, Киррин?
Несмотря на полную официальность сказанного, вся троица разразилась хохотом. Отсмеявшись, самый‑главный‑петух‑в‑этом‑курятнике выдал:
— Разрешаю тебе так думать, малявка.
— Как вызванный я имею право на выбор судьи. Я выбираю Ррису.
Впервые я заметил в славной тройке некий намек на расхождения во мнениях. Левый подпевала тихо, но внятно процедил: «Грамотный». Прозвучало это даже с некоторым уважением. Великий вождь второго класса бросил:
— Выбор неудачный. Она тебя жалеть не будет. Как и я, впрочем. Тупых надо учить.
— Это мой выбор, а не твой. И я с тобой согласен: тупых надо учить…
Ржач.
— … вот почему я тоже не буду тебя жалеть.
В разговор вступил правый помощник:
— А я‑то думал, ты и вправду дурак. Ты, оказывается, еще глупее.
Громкость веселья удвоилась. Я терпеливо ждал его окончания. И дождался:
— Идем к Ррисе.
Ее (будущая) честь развлекалась щебетанием с подругами. Обращаться к ней надлежало именно мне, и я это сделал по всем правилам:
— Меня зовут Стурр, и я был вызван на поединок Киррином. Прошу вас быть судьей в этом поединке, Рриса.
Если бы она уже согласилась быть судьей, то обращаться надлежало бы «Ваша честь» и никак иначе. Но согласия пока что не было. Вместо этого драконочка сделалась на сто двадцать процентов официальным лицом.
— В каком классе ты учишься, Стурр?
— В первом.
Моего будущего противника не просили представиться: видимо, он уже обрел известность.
— Я согласна быть судьей в этом поединке.
Я учтиво опустил гребень:
— Благодарю, Ваша честь.
К полному моему удивлению последовало:
— Как судья запрещаю проведение этого поединка вплоть до зимних каникул.
Слабым утешением было то, что и Киррин явно ничего не понял. Рриса же продолжала:
— Согласно правилам, в течение первой половины обучения в первом классе поединки могут состояться лишь между первоклассниками.
А ведь отец мне не говорил об этом пункте правил. Забыл, что ли? Не очень верится: у драконов память превосходная. Скорее, просто не знал. Видимо, это положение применяется редко. Но оно в мою пользу. Я буду тренироваться; теперь у меня есть на это не только время, но и официальная возможность. Телемагию мы ведь уже начали изучать.
А еще один положительный фактор состоит в том, что согласно правилам, с момента вызова на поединок и до его начала противники обязаны не общаться друг с другом: ни словом, ни делом. Значит, не надо ждать мелких пакостей в спину.
Разумеется, по прибытии домой я тут же обо все рассказал родным. Реакция была очень разнообразной.
Отец ничего не сказал, но взгляд его означал: «Я это предвидел и предупреждал». Но беспокойства в нем не было. Лишь позднее я понял, что сработала привычка сержанта: подчиненные не должны догадываться, что командир встревожен.
Мама подумала то же самое, но скрыть чувства не могла или не захотела.
Саррод был хорошим братом. Он буркнул:
— Поединок будет трудным, но ты… значит… держись как следует. Умеешь ведь, я знаю. Ну а если что надо, так спрашивай. Расскажу и покажу.
Сестричка ласково коснулась моего бока хвостом и доверительно сообщила:
— Знаешь, я верю, что все будет хорошо. Сама не знаю, почему, но верю.
Выходит, что до окончания зимних каникул надо научиться не то, что стоять — подтягиваться на ушах.
Каникулы почему‑то просвистели мимо — я и не заметил. Все время ушло на отработку связок и вариантов. Поскольку официально мне уже начали преподавать телемагию, то и отец получил законное право обучать приемам работы с таковой.
Я понимал, что в силе удара и вообще по физическим возможностям отстаю и еще долго буду отставать от противников. Технически они меня будут переигрывать просто за счет скорости реакции и перемещений. И единственным моим оружием будет тактическая неожиданность. Вот почему к связкам, даваемым отцом, я (уже в одиночестве) пытался добавить нечто от себя. То, что было в моих скрытых возможностях. Потенциально действенных вариантов оказалось мало. Даже очень мало.